Плечи моего отца слегка поникли.
— Я скучал по тебе, моя любовь.
Я проглотила комок, который образовался у меня в горле.
— Я тоже скучала по тебе, папа. Знаю, что это так не выглядит, но это так. Мне просто… Здесь очень тяжело находиться.
— Знаю, милая, знаю.
«Неужели?» — прошептал мой разум.
Я бросила на него быстрый взгляд.
— Знаешь?
— Конечно, — он снова кивнул. — Ты думаешь Кейл легко отделался после того, как вынудил тебя покинуть страну?
Его слова заставили меня уставиться на него.
— И что именно это значит? — спросила я, широко раскрыв глаза от удивления.
Мой отец усмехнулся.
— Это значит, что я ударил человека, который мне словно сын.
Я испуганно ахнула.
— Нет! Ты этого не сделал!
Отец пожал плечами.
— Все произошло слишком быстро, и я остановил себя прежде, чем случилось что-то серьезное.
Я отрицательно покачала головой.
— То, что ты ударил Кейла — уже серьезно.
— Твой отъезд из-за него был намного серьезнее, — возразил он.
Я снова посмотрела на землю перед собой.
— Все очень сложно, папа.
— Любовь всегда такая, — сказал он.
Я выдавила из себя улыбку.
— Разве я этого не знаю?
Отец сжал мое плечо.
— Я извинился перед ним. Не волнуйся.
— И когда же? — переспросила я.
— Около шести недель назад, — пробурчал он.
Я широко раскрыла глаза и прижала ладонь ко рту.
— Ты это серьезно?
— Нет, — усмехнулся отец, когда я опустила руку. — Я извинился примерно через полгода. Мне было очень трудно простить его. Ты моя дочь, и знание того, что ты уехала из дома из-за него, действительно причиняло мне боль. Какое-то время я ненавидел его за это.
Моя улыбка исчезла, а глаза стали влажными.
— Я не хотела, чтобы кто-то кого-то ненавидел, — прошептала я и облизнула пересохшие губы.
— Я знаю это, но иногда, как ты понимаешь, эмоции невозможно укротить, — выдохнул мой отец.
Я прекрасно это понимала и потому кивнула.
— Он был очень снисходителен, когда я в конце концов извинился, — продолжал отец. — На самом деле он поругал меня за то, что я вообще стал извиняться. Он сказал, что заслужил даже больше побоев, чем я ему устроил.
Это снова меня удивило.
— Так почему же ты не побил его еще больше в тот день? — поинтересовалась я.
Мой отец помолчал немного, а затем сказал:
— Потому что он и сам достаточно хорошо себя наказал за это. Все в его жизни изменилось после твоего ухода.
Я крепко зажмурилась.
— Я хочу это узнать?
— Нет, — мгновенно ответил папа. — Ты не захочешь этого знать, но тебе придется, чтобы понять, как сейчас обстоят с дела.
И это меня напугало.
— Не понимаю, — ответила я.
Отец долго молчал, но в конце концов взял меня за руку и повел прочь от могилы моей тети.
— Пойдем со мной, дорогая, — мягко сказал он. — Я хочу тебе кое-что показать.
Он хочет показать мне что-то на кладбище?
Мы шли медленно, проходя могилу за могилой, и он держал мою руку в своей.
— И куда мы идем? — спросила я, оглядывая темное кладбище и чувствуя, как мурашки бегут по коже.
— Сейчас увидишь, — ответил отец.
Я кивнула и нервно прикусила нижнюю губу.
— Ты можешь поговорить со мной, пока мы идем? Мне вдруг стало страшно, — призналась я.
Отец еще крепче прижал меня к себе.
— Не бойся. Я рядом.
— Знаю, — сказала я, — но я хочу послушать, как ты говоришь. Мне так не хватало твоего голоса.
Мой отец усмехнулся.
— Твоя мать рассмеялась бы, услышав это. На прошлой неделе она предложила мне сто фунтов, чтобы я заткнулся. Ей, видите ли, надоело слушать мою болтовню.
Мои губы дернулись.
— Она просто делает вид, что ей не нравится твой голос.
— Тогда она потрясающая актриса, — заявил мой отец.
Мой смех заполнил темное пространство кладбища, и я остановила себя так же быстро, как и начала смеяться. Казалось неправильным радоваться в месте, где похоронено так много людей.
— А на что похож Нью-Йорк? — спросил отец, застав меня врасплох.
Я огляделась по сторонам.
— Неуместно так говорить на кладбище, но он такой живой. Пульсирующий жизнью, днем и ночью. Он никогда не спит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Отец бросил на меня быстрый взгляд.
— Звучит захватывающе.
Но это было не так.
— Возможно, — пробормотала я. — Хотя, если честно, я редко выхожу из дома. Постоянная активность — это не для меня. Мне нравится cпокойствие, которое я нахожу в своей квартире и в книгах. Нью-Йорк — не совсем идеальное место для моей жизни, не говоря уже о том, чтобы там состариться.
Я знала, что не должна была все рассказывать моему отцу, но было приятно наконец-то сказать это вслух и знать, что говорю искренне, а не притворяюсь в угоду другим. Роман думал, что я люблю Нью-Йорк, но все потому, что рядом с ним я разделяла его страсть к жизни. Он не знал, как часто мне не хотелось просыпаться, когда я засыпала в одиночестве.
— Тогда почему бы тебе не переехать куда-нибудь еще? — спросил мой отец, на ходу осматривая окрестности.
Я заметила, что он не упомянул о моем возвращении в Йорк.
Я пожала плечами.
— Кажется бессмысленным переезжать куда-то еще. Все мои чувства возникают от того, что мне грустно, папа. Окружающая среда, в которой я нахожусь, не изменит этого.
Он кивнул в знак согласия, а затем сказал:
— Нет, но ты можешь изменить свои чувства.
«Конечно», — вздохнула я мысленно.
Я слегка улыбнулась.
— Я не смогу их изменить, пока не разберусь, почему я так чувствую.
— Понятно, — мой отец тоже улыбнулся. — Если это так, то, когда же ты вернешься домой?
Я потянула его за руку и остановила нас.
— Что? — спросила я и полностью повернулась в его сторону.
Отец удивленно поднял брови.
— Твои проблемы начались дома. Ты не можешь исправить это нигде, кроме как здесь, потому что все началось именно здесь… Он живет здесь.
— Почему ты не можешь просто сказать мне, чтобы я перестала думать о нем и двигалась дальше? — простонала я.
— Почему я должен повторять то, что ты уже миллион раз говорила себе раньше? Это не изменит твоих чувств.
Я сердито посмотрела на отца.
— С каких это пор ты стал таким философом?
— С тех пор, как ты уехала.
Я застыла на месте. Ответ моего отца был мгновенным, и он просто выпотрошил меня.
— Мне так жаль, пап, — выдохнула я.
Он нахмурился, глядя на меня.
— Я знаю…
Я наклонилась и положила голову ему на грудь.
— Быть здесь действительно тяжело.
Он обнял меня и поцеловал в макушку.
— Знаю, милая, но в глубине души ты понимала, что не сможешь вечно оставаться в стороне.
Я вздохнула и, обняв его, подразнила:
— Оставаться в стороне — таков был мой план.
— До Гарри?
Я кивнула у груди отца.
— До Гарри.
— Он всегда говорил, что заставит тебя вернуться домой. Как же он был прав.
Мои глаза наполнились слезами.
— Он понимал, что я не просто глупо влюбилась в Кейла. Он знал, что я была опустошена, когда все так закончилось. А потом, после Лаванды… Дядя знал, что после той бомбы, что сбросил Кейл, я должна была уехать. Вот почему он помог мне. Вероятно, я бы начала свой путь по нисходящей спирали, пока наблюдала со стороны, как Кейл и Дрю вместе строят свою семью, если бы не Лаванда.
Я отогнала мысль о ней и возникшем воспоминании о том, как Кейл признался, что у него будет ребенок от другой женщины. Я понимала, что, как только останусь одна, я в миллионный раз прочувствую вновь события того дня.
— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, — пробормотал отец.
Я отстранилась и посмотрела на него.
— Что ты имеешь в виду?
Он нахмурился.
— Мы уже почти пришли.
Он взял меня за руку и снова зашагал вперед.
— Мне очень жаль, если тебя это расстроит, — сказал мой отец, когда мы остановились перед чьей-то могилой.
